Но я не стал этого говорить. Ни к чему.
— Не спорю. Я тебе не нравлюсь? Мне на это плевать, парень. На всех плевать, кроме Лаэн. Я живу только ради нее. До всех остальных мне нет никакого дела, впрочем, как и им до меня. Не чувствую себя обязанным расшибать ради них лоб. Для меня есть только Ласка. Остальные пусть катятся в Бездну.
— Мерзкая позиция. Когда будешь подыхать, никто не протянет тебе руку.
— Гийяны вообще мерзкие люди, малыш. А насчет протянутой руки — я не тешу себя глупыми надеждами.
— Вам всю жизнь придется расплачиваться за свои преступления. Где бы вы ни были. Так случилось с тобой и Лаэн, когда вас поймала Башня. Так будет и с другими. Прошлое — мстительная штука. Оно достанет даже из Бездны. А жить в постоянном страхе, что сейчас кто-то придет за твоей головой, что тебя опознают стражники на улице, что ночью вновь явятся кошмары… Я бы такого себе не пожелал. Тебе никуда не деться.
— Возможно, ты прав. Но я как-нибудь разберусь с этим.
— Ты отличный плотник. Я видел. Зачем вновь взялся за лук? Если так хотелось пострелять, стал бы охотником за головами. Любой феодал или город с радостью наймут такого опытного человека, как ты. Или шел бы в армию. Там всегда нужны хорошие стрелки.
— Мне нравится убивать за деньги невинных людей! Ведь ты это хотел услышать? Теперь доволен?! — разозлился я.
Он ничего не сказал, лишь укоризненно посмотрел на меня и стал складывать фишки в мешочек.
Я посылал и буду посылать всех советчиков, как мне жить, в Бездну. Они на одной стороне жизни, а мне выпала «удача» оказаться на другой. И не им судить, что хорошо, а что плохо.
Никто никогда не желает пачкаться. Все любят презрительно морщить благородные носы, говорить «как все это мерзко», учить жить, а затем бежать на площадь и бросать цветочки под вымытые от крови копыта коня какого-нибудь вернувшегося с войны полководца. Пожалуй, именно поэтому я не люблю большинство людей. Они умеют, желают и хотят понимать только себя, но не других. И не видят дальше своего носа, называя белое чистым.
А я в последнее время начинаю сомневаться, что это «чистое белое» есть вообще.
Лаэн сидела на кровати. На полу, у ее ног, валялся целый ворох одежды из корабельных сундуков Дажа. В этой куче мое солнце смогла найти вполне приличные штаны из старой потертой кожи, пару рубашек (одна шелковая, с широкими рукавами и не слишком удобным воротником, другая — шерстяная, куда более теплая) и некое подобие короткой куртки.
— Штаны немного тесноваты, — она заметила мой оценивающий взгляд.
— Тебе идет. Выспалась?
— Да. Что такой хмурый?
— Шен пытался учить меня жить. А я держал себя в руках, чтобы не дать ему в зубы.
— Получилось?
— У меня — да. У него — не очень. Посмотри на это, — сказал я, протягивая стрелу с костяным наконечником.
Она с явной опаской взяла вещицу двумя пальцами и поднесла к глазам.
— Откуда у него эта мерзость, хотела бы я знать.
— Она — не единственная. Стоит задуматься, зачем он таскает их с собой, а?
— М-да, — Лаэн придирчиво изучила наконечник.
— Он успокоит Тиф?
— Что? А… Тиф. Вне всякого сомнения. С Проклятой случилось бы то же самое, что и с Ходящей, которую мы отправили в Счастливые сады. Никто из носителей Дара не выживет. Я уже рассказывала о подобных артефактах. Их создали задолго до появления Лепестков Пути. Гинора говорила, что в последний раз Башня такой штукой воспользовалась, чтобы убить Скульптора. Затем много веков это оружие считалось утерянным. Полагали, что их украли Круги Сдиса. Но «Выжигающих нити» спрятали, и очень надежно — артефакты выплыли только во время Темного мятежа. Во всяком случае, Гинора говорила, что Оса — одна из лидеров восстания — погибла с помощью ножа из такого материала. Но в войне Некромантов их не использовали — это точно.
— Почему? С Проклятыми можно было бы покончить очень быстро.
— Не знаю. После мятежа артефакты вновь спрятали и «нашли» только теперь. Уверена, что Шен их получил от Цейры Асани. Как и мы.
Она вернула мне стрелу.
— Осталось понять, для чего ему их дали.
— Не думаю, что из-за нас. Ее плетение в моей «искре» — гораздо более действенное средство контроля, чем вспыльчивый мальчишка с костяшкой в руках. Это не в духе Матери. Мы и так у нее на крючке, зачем отдавать бесценные предметы Целителю, который не слишком умел?
— Убить — это не магией швыряться, — возразил я, вспоминая о том, как ловко Шен наколол Гнуса на нож.
— Думаю, ты не прав, дорогой. Он с нами. Во всяком случае, до Радужной долины.
— Мне бы твою уверенность, — вздохнул я. — Что с Даром?
Она помолчала, затем ответила неохотно:
— Тиф опять выжала меня досуха. Потребовалась сила всей «искры», чтобы противостоять ей. Теперь я мало что могу. Потребуется время, прежде чем Дар вернется. Но на пару припрятанных в рукаве фокусов меня вполне хватит. — А затем мысленно закончила: «К тому же, я в состоянии разговаривать с тобой, не открывая рта».
— Ладно. Прорвемся. Война идет на востоке, западная часть равнин Руде вряд ли представляет для нас опасность. Никакой магии Сдиса и прочей дряни тут быть не должно. Если что приключится, справимся своими силами.
В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь нашего ответа, на пороге появился капитан Даж. Хмурым взглядом изучил каюту и помрачнел еще больше:
— Если Гроган вам не по вкусу, то самое время нас покинуть. Не передумали?
— Нет.
— Тем лучше. Матросы приготовили шлюпку, и ваш друг уже сгружен на банку. Можете отчаливать, как только соберете вещи.